Те, кто имел случай учиться в советской школе или, тем более, в советском университете, наверняка возьмут на себя труд прочесть наш материал до конца. И это легко понять: как можно пропустить мимо рассказ о «практичном утописте». Преподаватели философии или истории марксисткой мысли дотошно вбивали в головы учащихся одну простую истину о тех, кого они называли утопистами. Истина были и впрямь проста: утописты были славные люди, но от пролетариата «страшно далеки». А далеки они были по той причине, что сами были, так сказать, не от мира сего. Французский мыслитель Сен-Симон имел титул графа и большое состояние, которое он сколотил на операциях с землей во время Великой французской революции, что не помешало ему за несколько лет растратить это состояние во благо, как ему казалось, человечества и умереть в крайней нищете.

Его соотечественник Фурье помещал в газеты объявления о том, что он, господин Фурье, готов в определенные часы принять к себе богачей, жаждущих пожертвовать крупные суммы на воплощение его смелых идей. И после всего этого вы осмелитесь говорить нам о практичном утописте? Увольте, сударь!

Читали ли вы Герцена?

Если граждане советской закалки все еще читают нашу статью, осмелимся задать им еще один вопрос. Читали ли вы «Былое и думы» Герцена. Безусловно, всякий осиливший программу советской школы, хоть какие-то куски да читал. Быть может, нам посчастливиться найти несколько человек, которые читали Герцена достаточно подробно. Вот у них и следует спросить, помнят ли они о Роберте Оуэне. Если нет, вот вам тот самый отрывок:
«В гостиной был маленький, тщедушный старичок, седой как лунь, с необычайно добродушным лицом, с чистым, светлым, кротким взглядом, - с тем голубым детским взглядом, который остается у людей до глубокой старости, как отсвет великой доброты. Дочери хозяйки дома бросились к седому дедушке; видно было, что они приятели.

Я остановился в дверях сада.

- Вот, кстати, как нельзя больше, - сказала их мать, протягивая старику руку, - сегодня у меня есть, чем вас угостить. Позвольте вам представить нашего русского друга. Я думаю, - прибавила она, обращаясь ко мне, - вам приятно будет познакомиться с одним из ваших патриархов.

- Robert Owen, - сказал, добродушно улыбаясь, старик, - очень, очень рад.

Я сжал его руку с чувством сыновнего уважения; если б я был моложе, я бы стал, может, на колени и просил бы старика возложить на меня руки»

Начало пути

Что же так восхитило Герцена в этом старике? И, что немаловажно, какое отношение имеет этот старик к нашему рассказу о самых богатых экономистах? В самом деле, из-под пера Роберта Оуэна за всю его жизнь ни одного великого экономического труда; конечно, он написал много книг, но все они были, по большей части, просто-напросто скучны и неоригинальны. И все же он по праву числится среди выдающихся экономистов и главный его труд – это сама его жизнь, почти 90 лет неустанной борьбы, неустанного доказывания правоты своих идей. И если вам придет в голову подробнее ознакомиться с заслугами этого человека перед обществом, не пытайтесь читать его растянутые трактаты – раскройте его великолепную «Автобиографию».

Из этой книги вы узнаете, что Роберт Оуэн родился в 1771 году. Кто был его отец? Влиятельным аристократом, как отец Джона Ло? Богатым финансистом, как Рикардо-старший? Но отец Оуэна была всего-навсего бедным лавочником, едва державшимся на плаву. Учение Роберта, как и водилось среди детей мелких торговцев, закончилось в девять лет, когда он покинул школу и стал подмастерьем у другого, более состоятельного торговца. Сиди он спокойной в лавке, быть бы ему совладельцем в предприятии хозяина, о чем только и мечтал Оуэн-старший. Но сыну-то как раз и не сиделось на месте. Скопив скромный доход, он переехал в Манчестер, где открыл на пару с братом, ссудившим ему сотню фунтов, свое скромное дело. Ему тогда шел девятнадцатый год.

Неизвестно, что было бы дальше – быть может, Оуэн бы и выбился постепенно в богатые фабриканты, однако гораздо более вероятным кажется плачевный исход предприятия, если принять во внимание жестокую конкуренцию, которая царила тогда в прядильном производстве (а в эту сферу и решил вторгнуться юный предприниматель).

Но судьбе было угодно устроить все совсем по-другому. В одно прекрасное утро Оуэн узнал из газет, что крупный фабрикант, владелец большого прядильного производства, ищет управляющего. Недолго думая, юный предприниматель, накинув шляпу, отправился по указанному адресу.

Разговор оказался коротким, даже слишком… но плодотворным! Диалог протекал примерно в таком духе:

Фабрикант: - Сколько вам лет?

Оуэн: - Скоро будет двадцать.

- Сколько раз в неделю вы напиваетесь до бессознательного состояния?

- Такого еще не бывало.

- На какую сумму жалованья вы претендуете.

- Триста фунтов в год.

- ???

- !!!

- Знаете что, за это утро у меня побывало огромное количество самых разных господ, и среди них были отличные кандидаты, но все они в сумме не потребовали того, чего требуете вы.

- Я не намерен держаться потребностей других и не могу претендовать на меньшую сумму.

Стоит ли говорить, что фабрикант, к которому Оуэн пришел на собеседование, был просто ошарашен. И стоит ли говорить, что он не принял больше не одного посетителя в тот день по той простой причине, что Роберт Оуэн получил место управляющего фабрики!

Ва-банк

Дела пошли в гору. В скором времени Оуэн стал вполне состоятельным человеком. Пора было подумать о собственном большом деле. Внимание его привлекли выставленные на продажу здания большой фабрики в деревне Нью-Ланарк, которая находилась, мягко говоря, у черта на куличках. Чего стоит один факт того, что в деревне нельзя было ни за что расплатиться деньгами, поскольку жители попросту не знали, что это такое! Одним словом, деревушка была из разряда тех, которые описал еще Адам Смит (а он сам родился в такой местности): по свидетельству великого экономиста, в них лучшей валютой считались гвозди!

Одним словом, покупка была не самая выгодная. Фабрика находилась в более чем плачевном состоянии, доехать до нее было трудно, да и у самого Оуэна имелись сомнения, хватит ли ему денег на покупку всех сооружений. Но на другой стороне весов лежал всего один аргумент – но какой! Мистер Дейл, торговавший фабрику, был отцом девушки, ставшей предметом страсти Роберта. И, конечно же, повторилась прежняя история. Оуэн отправился к мистеру Дейлу, поторговался, и в итоге приобрел по сходной цене фабрику… да еще и руку мисс Дейл в качестве приятного дополнения к покупке.

Нью-Ланарк

Итак, дело (а, точнее, два дела) было сделано, теперь пришла пора устраивать дела с фабрикой. Вы, конечно, понимаете, что Оуэн подошел к этому процессу каким-то особым образом – иначе чем бы он мог еще прославить свое имя? И вы совершенно правы! Но сперва посмотрим, что бы сделал Оуэн, будь он обычным капиталистом… или, лучше сказать так: что бы на месте Оуэна сделал обычный капиталист того времени.

Прежде всего, на фабрике нужна была рабочая сила. Значит, нужно сколотить поблизости десяток бараков или открыть парочку заброшенных складов и завезти туда побольше рабочих. Само собой, в качестве работником желательно набрать детей: едят они мало, да и эксплуатировать их можно, как душе угодно.

Затем, над работниками – неважно, детьми или взрослыми – нужно поставить надзирателей, под бдительным контролем которых они будут работать часов эдак 18 в сутки. Меньше никак нельзя: со всех стороны давят конкурент. Да и самим рабочим будет лучше: спать они будут посменно и постели даже не будет остывать. Что касается надзирателей, то их лучше набрать из числа малограмотных, но преданных и физически сильных тупиц. Если они окажутся патологическими садистами или насильниками, не брезгующими детьми, ничего страшного. Это только дополнительно мотивирует работником.

Наконец, последний штрих. Завезя рабочих на фабрику, нужно отобрать часы у тех редких счастливцев, кто ими обладает. Отныне время будет сверять только по фабричным часам. Само собой, фабричные часы должны быть особыми: во время рабочего дня их стрелки должны двигаться медленнее, во время перерывов желательно, чтобы они ускоряли движение.

Проделайте все эти нехитрые процедуры, и успех, можно сказать, у вас в кармане. Конечно, в наше время все это кажется каким-то нелепым гротеском, грубо срисованным с самых ужасных страниц Диккенса. Однако горькая правда заключается как раз в том, что в этих картинах все обстоит совершенно так, как это имело место в реальности. Откройте труды Оуэна или его современников, снимите с полки том Энгельса – так или иначе, вы убедитесь в полной справедливости нарисованной нами неприглядной картины.

Перейдем теперь к Оуэну. Как организовал свой бизнес он? Прежде всего, он привел в порядок материальные фонды фабрики. Улицы рабочего городка больше не были завалены мусором и нечистотами. Для рабочих были отремонтированы отдельные дома – каждый рабочий должен был вместе с семьей располагаться в двух комнатах. Можете сами посудить, насколько радикально было это улучшение в те времена, когда работники на фабриках вповалку ютились в дощатых бараках.

Далее, Оуэн напрочь отказался от детского труда. При фабрике была открыта школа, в которой дети рабочих, если и не получали блестящего образования, то уж, по крайней мере, всегда были заняты полезным делом, а не слонялись по улицам Лондона или Манчестера, пополняя огромную армию воров и попрошаек.

Кроме того, сам производственный процесс был в корне преобразован. И преобразование это пошло вовсе не по пути закупки современных машин. Напротив, Оуэн все усилия сосредоточил на том, что сегодня называется человеческим капиталом. Управляющие обзавелись журналами, в которых фиксировалось поведение и трудовая деятельность каждого работника. По итогам рабочего дня, каждому выставлялась оценка. В зависимости от оценки, около рабочего места соответствующего работника вывешивался деревянный кубик, окрашенный в тот или иной цвет: белый – «отлично», желтый – «хорошо», синий – «удовлетворительно», черный – плохо. Если рабочий не был согласен с выставленной ему оценкой, он мог заглянуть в журнал и обратиться к управляющему цехом за разъяснением. Мог он зайти и к самому управляющему фабрикой, двери кабинета которого были в прямом смысле слова всегда открыты (дом самого Оуэна в Нью-Ланарке вы можете видеть на фотографии слева).

Результаты не замедлили сказаться в самом скором времени. Производительность труда резко выросла. Пьянство, процветавшее среди рабочих, сошло на нет: никто не хотел лишиться теплого местечка. За всю историю фабрики, которую в Англии окрестили «нью-ланаркским экспериментом», увольнению подверглись всего несколько человек, оказавшихся патологическими тунеядцами.

Любопытный эксперимент

А тем временем британское общество начинало оживленно обсуждать «социальные опыты» господина Оуэна. Интерес к ним не затихал ни на минуту: к самой фабрике каждый день отправлялись высокородные «паломники», самолично желавшие ознакомиться со столь любопытным экспериментом. Книга записей гостей фабрики в это время зафиксировало и приезд двух австрийских принцев, и… визит самого великого князя Николая Павловича – будущего императора Николая I.

Интерес к «эксперименту» был вполне оправдан. В Англии уже долгое время шел спор, насколько неизбежно бедственное положение рабочих людей. Многие авторы – и даже сам Давид Рикардо – находили вполне здравые доводы, согласно которым рабочие неизбежно должны находиться в ужасных условиях. Рикардо, например, рассуждал так: стоит лишь немного поднять заработную плату рабочим, как их страсть к «домашним удовольствиям», как это называл Рикардо, неизбежно приведет к увеличению численности их семей. Предложение рабочих рук увеличится, что закономерно повлечет за собой падение заработной платы.

Так или иначе, но критиков у Роберта Оуэна нашлось с избытком. Причем подчас эта «критика» представляла собой просто поток плохо прикрытых ругательств. Оуэна награждали ироническими прозвищами, вроде «сэр Оуэн Нью-Ланаркский», а саму его идею распространить заведенные на фабрике порядки на все производства Англии высмеивали как попытку создать бедняцкие коммуны. Правда, среди рабочих ни одного недовольного так и не нашлось – напротив, люди всеми силами пытались попасть на фабрику Нью-Ланарка, да и на современном памятнике Роберту Оуэну в Манчестере – городе, бедственное положение рабочих которого побудило Энгельса стать социалистом и написать свою первую книгу – он изображен дающим защиту беднякам (см. фотографию). Что бы там ни говорили, а мистер Оуэн был просто-напросто добрейшим человеком, чего не скажешь о многих его оппонентах.

Но, как бы того ни хотелось самым оголтелым критикам затеи Оуэна, его дело не просто не пришло в упадок, а процветало, а сам Оуэн в буквальном смысле греб деньги лопатой. В общей сложности, на Нью-Ланарке он сколотил порядка 60 тысяч фунтов.

Мало кто из теоретиков смог достичь подобного результата!

Новый свет

Однако не всем начинаниям Оэуна было суждено так гладко воплотиться в жизнь. Если бы он был простым фабрикантом, он мог бы и остановиться на Нью-Ланарке. Но того, что достаточно фабриканту, вряд ли хватит мыслителю. И Оуэн с прежней силой занялся воплощением еще более широкого проекта – огромной коммуны рабочих. Для этой цели у немецких поселенцев в Америке был куплен большой участок земли. Разумеется, все расходы взял на себя сам инициатор.

Шли годы. Американская затея постепенно пришла в упадок, а Оуэн заметно растратил свое состояние. Наверное, во многом он был не прав: уж слишком несвоевременны, слишком утопичны были его идеи, и вряд ли в то время, при тогдашнем уровне развития общества и экономики возможно было обеспечить всем рабочим условия, хотя бы отдаленно напоминавшие Нью-Ланарк.

Критики могли торжествовать: отныне уже изрядно постаревший (а век ему был отпущен даже по нынешним временам внушительный – 87 лет) утопист ограничивался лишь выступлениями на съездах своих сторонников, которых к тому времени появилось уже великое множество. Но, увы! Ни один из них не смог хотя бы в малом масштабе повторить успех самого Оуэна – великого экономиста, который выдвинул всего одну, но невероятно смелую идею о том, что сколотить огромное состояние можно, всего-навсего относясь к своим рабочим человечно.